Боевые действия возле дома с внешними лифтами завершились, помимо прочего, еще и тем, что Витя Утюг конфисковал у супостатов сотовый телефон. Тем самым задача упростилась до предела: сиди с полным комфортом и жди, пока бандиты позвонят на свою же собственную трубу. И звонок действительно прозвучал. Через несколько дней, когда меньшовцы успели благополучно "пробить" и сам телефон, и номер черного "Блейзера", на котором несолоно хлебавши убрались рэкетиры, определенно забывшие, который год на дворе. Антон Андреевич лично взял запищавшую трубку и поднес ее к уху. - Кто?.. - требовательно раздалось оттуда, как только установилась связь. - Дед Мороз, - усмехнулся шеф "Василька". И положил ногу на ногу: - А кого тебе надо-то, родной? - Меньшова! - рявкнула трубка. После чего добавила несколько красочных выражений: видать, наболело. Антон Андреевич досадливо поморщился, держа маленький аппарат подальше от уха. - Я, дорогой мой, таких слов-то не знаю, - сказал он, когда на том конце иссякли и замолчали. - И вообще, между прочим, ты мне без надобности. А если я тебе нужен, так давай-ка говори по-людски... И нажал пальцем отбой. На сегодня у него было намечено одно дело, гораздо более важное, чем переговоры с бандитами: пора было отвозить к Ассаргадону беременную жену. Леночке Меньшовой в ближайшие дни предстояло рожать, причем мальчишку, имя которому они уже подобрали. А гранатометного залпа в окно Антон Андреевич не опасался. Дом и офис с окрестностями пребывали под весьма надежным контролем. Чисто на всякий случай. Повторный звонок раздался часа через два, и в трубке зазвучал совсем другой голос. Вежливый и на удивление жизнерадостный. Для начала он сердечно поблагодарил Меньшова за то, что тот подобрал и сберег трубку, потерянную бестолковыми пацанами. Потом голос учтиво намекнул, что, мол, не отказался бы получить свою собственность обратно. - Да ради Бога. - Антон Андреевич по обыкновению оставил все свои эмоции при себе. - Где вам удобнее? Без пяти десять следующего утра он стоял на Владимирской площади, там, где останавливаются автомобили, и смотрел, как падают наземь тихие медленные снежинки. Небо было затянуто размытыми слоями облаков, в которых медленно плыло холодное красноватое солнце. На него можно было смотреть не жмурясь. Время от времени Антон находил взглядом негреющее светило. Чего только не изобрело человечество - задушило плотинами великие реки, испакостило красивейшие на планете места отходами атомных станций, сожгло в топках тысячелетний труд земных недр... и не в последней степени ради того, чтобы залить светом улицы ночных городов. А все равно - стоит взойти солнцу, и становится ясно, насколько убоги все усилия одного из биологических видов, почему-то вообразившего себя разумным... Снежинки неторопливо садились на непокрытую голову Меньшова, на его плечи. Когда часы на руке пискнули, возвещая ровно десять часов, он повернулся и увидел небольшую - всего четыре машины - колонну черных одинаковых "Блейзеров", выруливавшую на площадь. Антону они чем-то напомнили танки, явившиеся прямиком из девяносто третьего года. : Джипы подъехали и остановились - без какого-либо порядка и подавно не в прямоугольниках, вычерченных на асфальте линиями белой краски, отчетливо видными сквозь легкий слой снега. Какие там правила парковки, какое там уважение к окружающим! Каждый встал, где его душеньке было больше угодно. Прочие водители, всякие разные "Москвичи" с "Жигулями", которым беспорядочная кавалькада перегородила въезд на стоянку, могли отправляться устраивать свои машины на Большую Московскую - или вообще ко всем чертям. Парковщик в малиновом комбинезоне, подбежавший было к "Блейзерам", после десяти секундного общения с "хозяевами жизни" отлетел прочь как ошпаренный и больше не приближался. Вылезший из джипов народ, числом около дюжины, топтался возле машин, закуривал, с интересом оглядывался. На рослого благопристойного гражданина в теплой кожаной куртке, стоявшего в десятке шагов, братки не обращали никакого внимания. В конце концов Меньшову стало просто смешно, и он поднял чехол с "Нокией" за кожаный хвостик, поинтересовавшись: - Не меня ищете?.. Первыми обернулись двое, в которых он сразу признал главаря со "старшим помощником". Не составляло труда также понять, в каком порядке они с ним давеча разговаривали по телефону. Вряд ли учтивый голос исходил от приземистого, низколобого, резкого в движениях "старпома". А вот второй, полный, в длинном пальто, для драки явно не предназначенном, был определенно начальником. Вежливым и для разнообразия интеллигентным. Удачная комбинация, производившая, вероятно, в большинстве случаев именно то действие, на которое была рассчитана. Они и теперь пустили в ход накатанный сценарий. "Старпом" подскочил к Меньшову, очень невоспитанно выдернул "Нокию" у него из руки (Антон позволил ему это проделать) и заорал: - Ты, бля!!! Маму твою!!! Меньшов своей мамы не знал никогда, ибо вырос в детдоме. Очень даже возможно, что женщина, бросившая ребенка, полностью заслуживала все о ней сказанное. Личной обидчивостью Антон опять-таки не страдал - его слишком давно отучили и от кипучих эмоций, и подавно от их внешнего проявления. Он просто оценил решимость лезущего на рожон "старпома", помножил ее на заинтересованное кучкование остальных - и резко отшагнул назад, вскидывая правую руку. На широкой груди "старпома", между полами распахнутой куртки, тотчас возникло пятнышко красного цвета. Идеально круглое и совсем небольшое, размером с монетку. Одновременно с нею второе точно такое же обосновалось на щеке главаря. Он-то, главарь, прежде других и заметил напасть, потому что в тонкий луч лазера стали влетать снежинки и, влетая, вспыхивать яркими рубиновыми огоньками прямо перед носом бандита. - Стой, стой!.. - закричал он неожиданно тонко. "Старпом" остановился, точно злой пес, услышавший хозяйское "фу!". Только в отличие от пса ему была интересна еще и причина команды. Несколько рук тут же указали ему ее, алевшую на мохнатом шерстяном свитере. Реакция была адекватная - "старпом" испуганно замер, ибо очень хорошо знал, что такая точечка может означать скорую пулю, и цвет тяжелой мясистой физиономии начал меняться от смугловато-румяного к грязно-серому, как растоптанный колесами и ногами снег на асфальте. Антон философски подумал о том, что этому молодцу наверняка приходилось самолично пытать связанных пленников. А потом заливать трупы цементным раствором, превращая в склепы фундаменты каких-то домов... Люди, привыкшие безнаказанно распоряжаться чужой жизнью, почему-то ужасно дорожат своей собственной... Такой единственной, такой неповторимой... - Ну вот, - усмехнулся Меньшов. - А теперь послушайте взрослого человека. Если я сейчас опущу руку - просто опущу, - то двоих из вас сразу не станет. А потом остальных, причем тоже попарно. Устраивает? А если я сперва почешу затылок, то все останутся живы. Ну и что делать будем, братва?.. ...Разговор длился примерно полчаса, и за это время Антон Андреевич узнал о своих собеседниках многое. В частности, выяснилось, что они таки действительно "заблудились во времени". Удачливая банда Левы Трифонова по прозвищу Трифон Колпинский занялась рэкетом еще в самом начале реформ. Быстро сколотила приличный капиталец и году этак в девяносто третьем... в полном составе переехала в Штаты. Осваивать Новый Свет. Освоение, по словам Трифона, произошло очень даже успешно; американцы оказались совершенно "плюшевыми" - кидать таких не перекидать. Тем не менее недавно было принято решение вернуться в лоно исторической родины. Причина - опять же по словам Трифона - имела мало общего с политикой и экономикой и носила характер скорее романтический: "Надоело у них там!" Реальные мотивации братков были Меньшову глубоко безразличны, и он выяснять их не стал. Ну а вернувшись (почти в том же составе, за исключением убитых и посаженных в Штатах), Трифон с дружками угодили в страну, мало похожую на ту, из которой некогда уезжали. Примитивный рэкет, привычный по добрым старым временам, более не срабатывал - все давно поделили очень крупные и очень зубастые "крыши" более поздних призывов. Так и маялись неприкаянные братки, не знали, куда себя деть, как приспособиться к незнакомому новому миру. Еле удалось найти фирму и бизнесмена, некоторым чудом оставшегося независимым, да и на того "наезд" завершился... понятно чем. Под конец беседа предпринимателя и бандитов сделалась чуть ли не дружеской. Они шутили, рассказывали анекдоты, вместе катили бочку на бестолковую власть. И никакие красные пятнышки по одежде и лицам более не разгуливали. Когда джипы отчалили и, выстроившись колонной, укатили по Владимирскому прочь, из нависших над площадью расселенных домов дружно повылезали меньшовцы. Могучие парни выглядели страшно взволнованными - но, как вскоре выяснилось, не из-за минувшей разборки и уж подавно не из-за милиции, которая теоретически могла бы заинтересоваться двумя длинными, тяжелыми сумками в руках у ребят. - Командир, тебе Ассаргадон уже дважды звонил, - сразу перешел к делу белоголовый "лесной брат" Эйно Тамм. Эти звонки могли означать только одно, и Меньшов, выставочный образец самообладания, разом посерел не хуже трифоновского "старпома", когда тот оказался под прицелом у снайпера. Разница состояла в том, что Антону Андреевичу доводилось смотреть и глаза смерти и при этом поплевывать. За руль меньшовцы своего командира категорически не пустили. Попросту набились все пятеро в необъятный серо-стальной "БМВ", и Эйно, как генетически наиболее хладнокровный, мягко погнал благородного красавца по Загородному. Меньшов невидящим взглядом смотрел сквозь лобовое стекло. Леночка была моложе его, но... тридцать шесть лет... И хотя Ассаргадон клялся, что все будет благополучно... В далекие прежние времена, когда его звали Саней Веригиным и еще Бешеным Огурцом, на том отрезке своей биографии, о котором Леночка не знала вообще ничего, а молодые меньшовцы имели очень смутное представление, Антон успел слишком много узнать о профессиональном отнятии жизни. А вот при рождении этой самой жизни на свет ему предстояло присутствовать впервые. Жизни, которая должна была стать его собственным продолжением... На полдороге до маленького курортного поселка, где помещалась клиника Ассаргадона, железная выдержка Меньшова дала-таки трещину. Антон вдруг сгорбился на сиденье и уткнулся в ладони лицом. У него были седые виски, побелевшие тринадцать лет назад в течение одной ночи, в далекой отсюда африканской стране, когда в небесах было тесно от звезд, а с каналов тянуло гниющими водорослями... и, сбитый его выстрелом, нескончаемо падал с четырнадцатого этажа человек по прозвищу Скунс... Так он и сидел, пока "БМВ", притормозив, не скользнул в гостеприимно распахнувшиеся ворота.
